Гениальные сумасшедшие

О том, что безумие и талант часто идут рука об руку, было сказано уже не единожды. По всей видимости, грань между сумасшествием и гениальностью и впрямь нередко оказывается слишком тонкой, в доказательство чего мы готовы привести ещё несколько примеров.

Джон Форбс Нэш (род. в 1928 г.). Этот американский математик, работающий в области теории игр и дифференциальной геометрии, а также лауреат Нобелевской премии по экономике 1994 г. известен широкой публике по биографической драме Рона Ховарда «Игры разума». Фильм с Расселом Кроу в главной роли повествует о борьбе учёного с шизофренией. Первые симптомы душевного расстройства проявились у Джона в 30 лет, когда он уже достиг выдающихся успехов на научном поприще. Нэш был принудительно помещён в частную психиатрическую клинику в пригороде Бостона, где ему поставили диагноз «параноидальная шизофрения» и подвергли лечению. В этот момент его молодая жена была беременна. К сожалению, у сына великого математика впоследствии также развилась шизофрения. После выписки состояние Нэша лишь ухудшалось, он постоянно чего-то боялся, говорил о себе в третьем лице, писал бессмысленные почтовые карточки, звонил бывшим коллегам, которые терпеливо выслушивали бесконечные рассуждения о нумерологии и состоянии политических дел в мире. В этой нелёгкой борьбе с недугом Джон провёл большую часть жизни, пережив развод и воссоединение с супругой. Однако в 1980-х гг. ему неожиданно стало легче, учёный вернулся в математику и получил Нобелевскую премию. В автобиографии Нэш признаётся, что не излечился от болезни, а просто перестал обращать на неё внимание.

Фридрих Вильгельм Ницше (1844-1900 гг.). По всей вероятности, под означенной в большинстве биографий немецкого философа «одержимостью» скрывается также одна из форм шизофрении. Возможно, она возникла на фоне заболевания нейросифилисом, или же явилась «подарком по наследству» - отец Ницше в конце жизни также страдал от помутнения рассудка. В последние годы, когда Ницше создал одни из самых значимых произведений («Так говорил Заратустра», «По ту сторону добра и зла», «Утренняя заря»), болезнь уже в полной мере довлела над его разумом. Философа мучили каждодневные приступы рвоты, желудочные судороги, частые обмороки, сильнейшая головная боль и резкое ухудшение зрения. По некоторым данным, в медицинской карте Ницше, в частности, говорилось, что больной пил из сапога свою мочу, испускал нечленораздельные крики, принимал больничного сторожа за Бисмарка, пытался забаррикадировать дверь осколками разбитого стакана, спал на полу у постели, прыгал по-козлиному, гримасничал и выпячивал левое плечо.

Эдгар Аллан По (1809-1849 гг.). Биографы констатируют, что отец писателя был пьяницей с «сумасбродным поведением». Эдгар с полным основанием опасался наследственного психического заболевания, так как его старший брат считался «полусумасшедшим пьяницей», а сестра Розалия в 11 лет заболела «загадочной болезнью, повлекшей остановку роста и умственного развития». В 1836 г. он женился на своей двоюродной сестре Виргинии Клемм. Писателю было 27 лет, ей - 13. Вскоре юная жена заболела туберкулёзом, и страдания подтолкнули По к алкоголю и опиуму. На фоне запоев появились устрашающие слуховые и зрительные галлюцинации, бред преследования и воздействия. От мыслей о самоубийстве Эдгара отговаривал призрак «женщины в белом», автор боялся быть одиноким и похороненным заживо. Психиатры осыпали По самыми разнообразными диагнозами, тот вёл себя всё более неадекватно. В статье Хулио Кортасара «Жизнь Эдгара По» имеется описание одного из приступов болезни писателя: «Где-то в июле 1842 года, впав в полубезумное состояние, он совершил путешествие из Филадельфии в Нью-Йорк, куда его вдруг повлекли воспоминания о Мэри Деверо, той самой девушке, дядю которой Эдгар когда-то отстегал хлыстом». В гостях По решил выяснить, любит ли девушка своего мужа, закатил безобразную сцену, после которой потребовал чая. Поэт яростно крошил ножом редис, заставлял Мэри и её сестру петь для него, после чего удалился в помрачении рассудка бродить по окрестным лесам. Нет сомнений в том, что сложная и разнообразная психическая патология писателя самым заметным образом повлияла на содержание его творчества.

Винсент Ван Гог (1853-1890 гг.). Знаменитый художник писал: «Я вспоминаю один сомнительный день, когда я совершенно потерял себя и ничего не могу об этом вспомнить…я думаю, что когда случился приступ, я очень громко кричал и хотел защититься, и это мне не удалось… Всего у меня было четыре тяжелых кризиса, и я не знаю, что говорил и делал тогда. Кроме этого, до третьего раза они протекали в обморочном состоянии, хотя для этого не было оснований, и у меня нет даже слабых воспоминаний о том, что я тогда чувствовал». Врач Ван Гога считал, что его пациент подвержен эпилептическим припадкам, которые сопровождаются слуховыми и визуальными галлюцинациями. Разумеется, многим на ум приходит известный эпизод с отрезанным ухом, которое Винсент упаковал в конверт и отправил возлюбленной в качестве сувенира на память. Некоторые специалисты полагают, что художник страдал от болезни Миньера, заключающейся в периодически наступающем отеке лабиринта, клинически проявляющейся приступами головокружений, тошноты, рвоты, острой тугоухости, шума в ушах и нистагма. В этом случае ранение уха могло быть способом заглушить боль. Творец не отрицал, что у него случаются зрительные и слуховые галлюцинации, и на его глазах происходят «превращения разных вещей». Согласно некоторым данным, во время приступов он глотал краску из тюбиков, что вызывало ожоги и отёки горла.

Сергей Есенин (1895-1925 гг.). Однозначного мнения у специалистов нет, но совершенно очевидно, что если и не было у русского поэта маниакально-депрессивного психоза, то уж вспышки агрессии и проблемы со спиртным имели место точно. Собственно говоря, Есенин не раз проходил лечение в психоневрологических клиниках, а предполагаемое самоубийство его произошло после выписки из клиники профессора Ганнушкина. Из воспоминаний Анатолия Мариенгофа: «У меня в комнате, на стене, украинский ковер с большими красными и желтыми цветами. Есенин остановил на них взгляд. Зловеще ползли секунды и еще зловещее расползались есенинские зрачки, пожирая радужную оболочку. Узенькие кольца белков налились кровью. А черные дыры зрачков – страшным, голым безумием. Есенин привстал с кресла, скомкал салфетку и, подавая ее мне, прохрипел на ухо: Вытри им носы! «Сережа, это ковер… ковер… а это цветы…». Черные дыры сверкнули ненавистью: А!.. Трусишь!.. Он схватил пустую бутылку и заскрипел челюстями: Размозжу… в кровь… носы… в кровь… размозжу… Я взял салфетку и стал водить ею по ковру – вытирая красные и желтые рожи, сморкая бредовые носы. Есенин хрипел. У меня холодело сердце…».