24 ноября 2014, 13:10 X 9129 K 0

Вокруг пато­ло­ги­че­ской ана­то­мии суще­ствует мно­же­ство мифов, «стра­ши­лок» и даже анек­до­тов. Многие счи­тают, что эта про­фес­сия свя­зана только со вскры­ти­ями и рабо­той в морге. Это совсем не так. Патологиче­ская ана­то­мия и пато­мор­фо­ло­гия — спе­ци­аль­но­сти очень интел­лек­ту­аль­ные и зна­чи­мые непо­сред­ственно для лечеб­ного про­цесса. Подробно об этом рас­ска­зы­вает Даниил Леонидович Ротин, заве­ду­ю­щий отде­ле­нием пато­ло­ги­че­ской ана­то­мии МКНЦ ДЗМ, док­тор меди­цин­ских наук, врач выс­шей кате­го­рии, член Европейского обще­ства патологов.

— Расскажите, чем зани­ма­ется пата­натомия?
— Слова «пато­ло­го­ана­том» врачи часто ста­ра­ются избе­гать, потому что оно ассо­ци­и­ру­ется с ауто­псий­ной рабо­той, обы­ва­тель­ским «реза­нием тру­пов». Патологоана­то­ми­че­ское отде­ле­ние в совре­мен­ной меди­цине, в отли­чие от рас­про­стра­нен­ного мне­ния, не так много зани­ма­ется посмерт­ными иссле­до­ва­ни­ями. Установление при­чин смерти и диа­гноза явля­ется одной из задач пат­ана­то­мии, но не явля­ется ни един­ствен­ной, ни при­о­ри­тет­ной, это не какое-то «супер­ма­стер­ство». Основное направ­ле­ние нашей дея­тель­но­сти — это при­жиз­нен­ная диа­гно­стика, поскольку еще согласно никем пока не отме­нен­ному при­казу Минздрава СССР весь мате­риал, уда­лен­ный во время хирур­ги­че­ской опе­ра­ции или диа­гно­сти­че­ской мани­пу­ля­ции, дол­жен иссле­до­ваться на мор­фо­ло­ги­че­ском уровне. Здесь при­нято раз­де­лять, в первую оче­редь, опе­ра­ци­он­ный мате­риал. Например, желу­док уда­лен во время опе­ра­ции по поводу онко­ло­ги­че­ского заболе­ва­ния, необ­хо­димо гисто­ло­ги­че­ски вери­фи­ци­ро­вать диа­гноз, уста­но­вить ста­дию заболе­ва­ния, посмот­реть, какое коли­че­ство лим­фо­уз­лов пора­жено, гисто­ге­нез опу­холи и так далее. Данные, полу­чен­ные пато­мор­фо­ло­гом, исполь­зу­ются онко­ло­гами для веде­ния и лече­ния опе­ри­ро­ван­ного пациента.

Следующим направ­ле­нием работы явля­ется диа­гно­сти­че­ский мате­риал — биоп­сии. Биопсия при гастро­ско­пии, биоп­сия при гине­ко­ло­ги­че­ских иссле­до­ва­ниях, напри­мер, при иссле­до­ва­нии шейки матки, биоп­сия кожи и так далее. Такие иссле­до­ва­ния вери­фи­ци­руют диа­гноз и вли­яют на даль­ней­шую так­тику лече­ния, напри­мер, нужно ли лече­ние, в том числе опе­ра­тив­ное, или нет. Подобных ана­ли­зов в нашем отде­ле­нии выпол­ня­ется от 3 до 5 десят­ков каж­дый день. Именно на спе­ци­а­ли­стах, выпол­ня­ю­щих эти иссле­до­ва­ния, и лежит ответ­ствен­ность за жизнь паци­ен­тов, хотя наша «служба» вроде бы не видна. Все эти иссле­до­ва­ния оста­ются «за кад­ром», с паци­ен­том обща­ется леча­щий врач, кото­рый на их осно­ва­нии опре­де­ляет так­тику лечения.

«Установление при­чин смерти и диа­гноза явля­ется одной из задач патана­то­мии, но не явля­ется ни един­ствен­ной, ни при­о­ри­тет­ной, это не какое-то „супер­ма­стер­ство“»

Высший пило­таж нашей работы — это кон­суль­та­ции, кото­рых сей­час ста­но­вится все больше. Они нужны в тех слу­чаях, когда паци­ент опе­ри­ро­вался в дру­гом месте, и/или есть сомне­ния в пра­виль­но­сти постав­лен­ного диа­гноза. Нам при­но­сят стекла с пре­па­ра­тами из дру­гих учре­жде­ний, и мы про­во­дим повтор­ное иссле­до­ва­ние. Уровень спе­ци­а­ли­стов везде раз­ный. В любом циви­ли­зо­ван­ном лечеб­ном учре­жде­нии, в том числе и в нашем, суще­ствует прак­тика пере­про­ве­рять резуль­таты гисто­ло­ги­че­ского иссле­до­ва­ния, а не про­сто дове­рять опи­са­ниям из дру­гих лабо­ра­то­рий. Допустим, посту­пает жен­щина с обра­зо­ва­нием в яич­нике, лечи­лась ранее от рака желудка. Что это: вто­рой рак или мета­стаз? Разные иссле­до­ва­ния могут пока­зать раз­ные резуль­таты, а речь идет о судьбе пациентки. Вскрытия, конечно, про­ис­хо­дят, но доста­точно редко, поскольку при­чина смерти часто ясна. Вскрытие нужно, напри­мер, когда есть подо­зре­ния на то, что смерть была как-то свя­зана с хирур­ги­че­ским вме­ша­тель­ством — опе­ра­цией или реани­ма­ци­он­ным пособием.

— Расскажите о вашем отделении.
— У нас сей­час 2 объ­еди­нен­ных отде­ле­ния. К сожа­ле­нию, когда я их при­нял, они оба были не осо­бенно хорошо осна­щены: несколько мик­ро­ско­пов, не очень новая кра­ся­щая стан­ция, про­во­дя­щая система (с ее помо­щью кусо­чек ткани про­во­дится через «бата­реи» спе­ци­аль­ных реак­ти­вов). Сейчас мы, нако­нец, ожи­даем целый набор нового самого совре­мен­ного обо­ру­до­ва­ния для гисто­ло­ги­че­ской лабо­ра­то­рии: новую кра­ся­щую систему, имму­но­стей­нер, новую про­во­дя­щую систему, мик­ро­скопы, рас­ход­ные мате­ри­алы и так далее.

Я при­шел сюда 10 меся­цев назад. За это время нами начата работа по фор­ми­ро­ва­нию штата заин­те­ре­со­ван­ных сотруд­ни­ков, про­ве­дены меро­при­я­тия, поз­во­ля­ю­щие эффек­тивно орга­ни­зо­вать работу вра­чей и сред­него мед­пер­со­нала. Вообще я счи­таю, что муж­чина после 40 лет дол­жен брать на себя ответ­ствен­ность не только за свою жизнь и жизнь своей семьи, но и еще за кого-то, поэтому руко­вод­ство отде­ле­нием я рас­смат­ри­ваю как боль­шую честь и ответ­ствен­ность. Мне также очень нра­вится, что на новом для меня месте есть все воз­мож­но­сти зани­маться науч­ной дея­тель­но­стью (в этом году я опуб­ли­ко­вал уже 8 ста­тей в пре­стиж­ных оте­че­ствен­ных и зару­беж­ных жур­на­лах), чему в боль­шой сте­пени спо­соб­ствует руко­вод­ство в лице дирек­тора МКНЦ — талант­ли­вого хирурга и руко­во­ди­теля — про­фес­сора Игоря Евгеньевича Хатькова.

— Какие методы иссле­до­ва­ния в пато­ло­ги­че­ской анатомии?
— В первую оче­редь, это мор­фо­ло­ги­че­ские иссле­до­ва­ния — то, что видишь гла­зом, adoculus. Прежде всего, кар­тина раз­ли­ча­ется мак­ро­ско­пи­че­ски. Далее сле­дует гисто­ло­ги­че­ское рутин­ное иссле­до­ва­ние — обыч­ные гисто­ло­ги­че­ские окраски. Есть окраски на бак­те­рии, на слизь, гисто­хи­ми­че­ские допол­ни­тель­ные окраски (напри­мер, окраска по методу Ван Гизона, на железо по Перльсу, на муко­по­ли­са­ха­риду по Крейбергу и так далее).

— Как раз­ви­ва­ется патанотомия сегодня?
— К сожа­ле­нию, сей­час наша область в целом по стране нахо­дится в довольно пла­чев­ном состо­я­нии. Может, что-то помо­жет сде­лать про­грамма модер­ни­за­ции. Боль­шое зна­че­ние имеет то, что люди не особо моти­ви­ро­ваны, они очень мало знают о спе­ци­аль­но­сти. Даже мно­гие врачи на пато­ло­ги­че­скую ана­то­мию смот­рят обы­ва­тель­ским взгля­дом. У нас за пер­вые 6 меся­цев 2014 года было всего 100 вскры­тий на 5 штат­ных вра­чей. Это довольно-таки мало. Биопсийных же иссле­до­ва­ний за это же время было 80 тыс. (1 ставка по биоп­сиям — 4 тыс. иссле­до­ва­ний на одного врача за год), то есть спе­ци­а­ли­стов явно не хватает.

Я свя­зы­ваю свои надежды с тем, что сей­час появи­лось боль­шое коли­че­ство талант­ли­вых моло­дых хирур­гов, эндо­ско­пи­стов, онко­ло­гов и дру­гих спе­ци­а­ли­стов, и они видят, что без каче­ствен­ной мор­фо­ло­гии нельзя прийти ни к каким резуль­та­там — ни в науке, ни в кли­ни­че­ской прак­тике. Когда дела­ется опе­ра­ция, нужно знать, если речь идет об онко­ло­ги­че­ском про­цессе, насколько глу­боко и куда про­росла опу­холь, есть ли опу­холе­вый очаг в краях резек­ции, опре­де­лить кли­ни­че­скую ста­дию. Кстати, в опре­де­ле­нии ста­дии онко­ло­ги­че­ского заболе­ва­ния послед­нее слово оста­ется за мор­фо­ло­гом. Он вно­сит очень боль­шой вклад по поводу гисто­ге­неза, сте­пени диф­фе­рен­ци­ровки, коли­че­ствен­ной оценки, глу­бины процесса.

Начиная с 1990-х годов очень много талант­ли­вых людей после меди­цин­ских инсти­ту­тов дви­ну­лось полу­чать даль­ней­шее обра­зо­ва­ние в хирур­гию. Это очень роман­тич­ная спе­ци­аль­ность, насы­щен­ная, все­гда на виду, вокруг нее все­гда был и будет поло­жи­тель­ный ореол. И те, кто имел талант­ли­вые руки (и голову), выдви­ну­лись. Чуть позже такие спе­ци­аль­но­сти, как тера­пия, онко­ло­гия, гастро­эн­то­ро­ло­гия, гепа­то­ло­гия, также стали наби­рать талант­ли­вых моло­дых спе­ци­а­листов.

«К сожа­ле­нию, сей­час наша область в целом по стране нахо­дится в довольно пла­чев­ном состо­я­нии»

А пато­ло­ги­че­ская ана­то­мия на этом фоне не видна, ее нельзя или очень трудно роман­ти­зи­ро­вать для несве­ду­щего чело­века. Я участ­вую в меж­ду­на­род­ных кон­грес­сах с 2003 года, все­гда есть сес­сия, посвя­щен­ная про­бле­мам спе­ци­аль­но­сти. И 12 лет назад, и сей­час на этих сес­сиях гово­рится о том, что пред­став­ле­ние о пато­ло­ги­че­ской ана­то­мии у обы­ва­теля мифо­ло­ги­зи­ро­вано, часто демо­ни­зи­ро­вано и никак не свя­зано с тем, что про­ис­хо­дит на самом деле. Если набрать в Google слово pathologist, выда­ется резуль­тат о какой-то метал­ли­че­ской группе, а очень мно­гие люди счи­тают, что пато­ло­го­ана­том — это тот, кто занят исклю­чи­тельно тем, что «режет покой­ни­ков» и выдает сви­де­тель­ство о смерти.

Да, вскры­тие — это нужно и доста­точно инте­ресно. Но на энер­ге­ти­че­ском уровне это имеет какой-то деструк­тив­ный «выса­сы­ва­ю­щий» эффект, от этой работы довольно быстро насту­пает выго­ра­ние. Во-пер­вых, нет нуж­ной моти­ва­ции — чело­век уже умер. Найдешь ты при­чину и ока­жется, что не так лечили или что сде­лать ничего нельзя было, — и что дальше? Во-вто­рых, пато­ло­го­ана­то­ми­че­ская служба не явля­ется неза­ви­си­мой, а сам пато­ло­го­ана­том не явля­ется «арбит­ром». Не сек­рет, что если не зани­ма­ешься нау­кой и не свя­зы­ва­ешься плотно и много с при­жиз­нен­ной диа­гно­сти­кой, то появ­ля­ется некая безыс­ход­ность, веду­щая к эмо­цио­наль­ному, твор­че­скому и про­фес­сио­наль­ному выго­ра­нию. К сча­стью, сей­час есть все воз­мож­но­сти раз­ви­ваться, поэтому я все­гда поощ­ряю моло­дых кол­лег к заня­тиям наукой.

— Если есть, как вы гово­рите, воз­мож­но­сти раз­ви­ваться, зна­чит, есть какая-то поло­жи­тель­ная динамика?
— В любом слу­чае, наде­юсь, что ста­но­вится лучше. Естественно, все раз­ви­ва­ется, идет впе­ред. В целом есть тен­ден­ция к повы­ше­нию каче­ства диа­гно­стики, ими­джу пато­ло­го­ана­тома, поне­многу, не так быстро, как хотелось бы, но есть.

Роль пато­мор­фо­лога воз­рас­тает, так как именно он опре­де­ляет, по какому про­то­колу пой­дет так­тика веде­ния того или иного паци­ента. Есть про­блема, что не хва­тает ква­ли­фи­ци­ро­ван­ных спе­ци­а­ли­стов. И могу ска­зать, что в Европе не сильно опе­ре­дили нас. Сейчас появи­лась воз­мож­ность при­ме­нять совре­мен­ные методы диа­гно­стики, такие как имму­но­ги­сто­хи­мия, и у нас это уже во мно­гих лабо­ра­то­риях рутин­ная прак­тика. Есть сей­час очень хоро­шие лабо­ра­то­рии и в стране, и в Москве, есть воз­мож­ность рабо­тать, но нужно популя­ри­зи­ро­вать про­фес­сию, спе­ци­аль­ность. Без под­держки «сверху» я не вижу дру­гого спо­соба при­вле­кать людей, кроме как своим при­ме­ром и лич­ной энергией.

Я рабо­тал в хоро­ших лабо­ра­то­риях «брен­до­вых» мест — РОНЦ им. Н. Н. Блохина (где стал кан­ди­да­том наук), ЦНИКВИ им. В. Г. Короленко, НИИ НХ им. Н. Н. Бурденко (во время работы, где выпол­нил док­тор­скую дис­сер­та­цию). Сейчас мне посчаст­ли­ви­лось воз­гла­вить отде­ле­ние в создан­ном недавно цен­тре —МКНЦ. На новом месте при­хо­дится решать новые задачи, ранее мне незна­ко­мые — под­бор и управ­ле­ние пер­со­на­лом, орга­ни­за­ция работы и так далее. Не все полу­ча­ется все­гда так, как хочется, но руко­вод­ство мне дове­ряет и, что нема­ло­важно, поощ­ряет ини­циативы.

— В каком направ­ле­нии, по-вашему, будет раз­ви­ваться пата­натомия?
— Хочется верить, что будет все хорошо. Сейчас во всем оте­че­ствен­ном здра­во­охра­не­нии пере­ход­ный период, сложно делать выводы, надо про­бо­вать понять эту линию и дей­ство­вать в соот­вет­ствии с ней. Я не могу ска­зать, что мне не нра­вится то, что про­ис­хо­дит. Другое дело, что я не все пони­маю. Но чем больше я пони­маю, тем более разум­ным и логич­ным мне это кажется.

Профессия поли­кли­ни­че­ского врача тоже не очень роман­ти­зи­ро­вана и пре­стижна, поэтому необ­хо­димо пока­зы­вать моло­дым спе­ци­а­ли­стам, что эта работа тоже важна. В поли­кли­ни­ках, в прин­ципе, тоже есть усло­вия для работы. Это про­сто дру­гая спе­ци­аль­ность, она тре­бует дру­гих про­фес­сио­наль­ных качеств.

«Пато­ло­го­ана­том — это не тот чело­век, кото­рый сна­чала делает, а потом думает, тут мысль должна опе­ре­жать дей­ствия»

— Каким дол­жен быть пато­ло­го­анатом?
— Во-пер­вых, он дол­жен соче­тать в себе посто­ян­ное жела­ние совер­шен­ство­ваться и учиться, не стес­няться ска­зать, что знает не все. Как мне гово­рил мой отец (тоже, кстати, пато­ло­го­ана­том): «Страшно и стыдно не тогда, когда кто-то что-то не знает, а когда не хочет знать». Надо соче­тать в себе жела­ние знать и глу­боко и широко, потому что не бывает пато­ло­го­ана­то­мов-гине­ко­ло­гов, пато­ло­го­ана­то­мов-онко­ло­гов и так далее. Надо знать все обо всем, но при этом какие-то вопросы надо знать углуб­ленно, с уче­том про­филя учре­жде­ния, в кото­ром ты работаешь.

Конечно, пато­ло­го­ана­том — это не тот чело­век, кото­рый сна­чала делает, а потом думает, тут мысль должна опе­ре­жать дей­ствия. Хотя у нас бывают сроч­ные ситу­а­ции, когда в тече­ние 10 минут у опе­ра­ци­он­ного стола надо ска­зать, что делать, и надо опре­де­литься с тактикой.

Например, в ней­ро­хи­рур­гии часто встре­ча­ются опу­холи, это может быть опу­холь или мета­стаз. Если это мета­стаз, то его будут ста­раться уда­лить пол­но­стью. Если это пер­вич­ная опу­холь, то опе­ра­цию про­во­дят более щадяще и эко­номно, потому что потом есть воз­мож­ность для химио- и луче­вой тера­пии. Другой пример: при­сы­лают край резек­ции на пред­мет того, есть опу­холь или нет, можно ли завер­шать опе­ра­цию и уши­вать по этому краю или нет. Если я дам ответ «нет», а опу­холь будет, то через несколько недель швы в месте роста опу­холи разой­дутся и про­изой­дет ката­строфа. Если я начну стра­хо­ваться и скажу, что опу­холь есть, а на самом деле ее нет, то уда­лят еще больше тка­ней, чем нужно, или даже целый орган.

Здесь под­ход дол­жен быть диа­лек­ти­че­ский и мно­го­пла­но­вый: нужно смот­реть и ана­ли­зи­ро­вать кли­ни­че­ские дан­ные и ситу­а­цию — нередко вплоть до лич­ност­ных качеств того, кто опе­ри­рует. Есть раз­ные хирурги, при­сы­ла­ю­щие мате­риал для сроч­ного иссле­до­ва­ния: кто-то любит под­стра­хо­ваться, есть, напро­тив, более сме­лые. Также и в нашей спе­ци­аль­но­сти — суще­ствует 2 под­хода в диа­гно­стике. Первый назы­ва­ется «либе­раль­ный», и он харак­те­рен для боль­шин­ства вра­чей ста­рой совет­ской школы. Переводя на про­стой язык: «лучше пере­стра­хо­ваться».

Второй под­ход «кон­сер­ва­тив­ный»: если нет сто­про­цент­ных уве­рен­но­сти и при­зна­ков нали­чия опас­ного заболе­ва­ния, лучше об этом не писать. Я дол­гое время, будучи все-таки вос­пи­тан­ни­ком совет­ской школы, при­дер­жи­вался пер­вого под­хода и не пони­мал, как можно руко­вод­ство­ваться вто­рым. Потом как-то я был на кур­сах в Италии, где мне очень доход­чиво объ­яс­нили, что пси­хи­че­ски трав­ми­ро­вать чело­века тогда, когда ты не уве­рен, совсем не полезно для сохра­не­ния его здо­ро­вья, кото­рое заклю­ча­ется в пси­хи­че­ском и физи­че­ском ком­форте, каче­стве жизни.

Нужно все время балан­си­ро­вать между этими двумя под­хо­дами, это очень важное каче­ство для пато­мор­фо­лога. У него есть время поду­мать, и он дол­жен очень тща­тельно все взве­ши­вать. Тут нужно иметь как ана­ли­ти­че­ское, так и син­те­ти­че­ское, индук­тивно-дедук­тив­ное мыш­ле­ние, нужно уметь ста­вить вопрос: «Если при­чина не в этом, то в чем?».

«Я счи­таю, что тру­до­вые дина­стии — это очень здо­рово. Правда, когда они пере­рас­тают в обыч­ный про­тек­ци­о­низм, это плохо»

— Судя по тому, что вы рас­ска­зы­ва­ете, пато­ло­го­ана­том — это прямо Шерлок Холмс...
— В какой-то сте­пени да. Конечно, мас­штаб дру­гой. Но в целом те, кто много лет отдал своей спе­ци­аль­но­сти, и нахо­дят в этом удо­воль­ствие: рас­кру­тить, посмот­реть, что это такое. Мы все время думаем, обду­мы­ваем. Хирургу, напри­мер, я счи­таю, это не так нужно. Ему важно знать и быть уве­рен­ным в том, что он все сде­лал пра­вильно. Если он начнет «копаться», а все ли он пра­вильно сде­лал, не забыл ли чего, он дальше про­сто не смо­жет работать.

Патологоана­том же — это чело­век, кото­рый часто себя «ест». Бывает, через много лет вспо­ми­на­ются слу­чаи, и дума­ешь: «Ага! Там, ока­зы­ва­ется, было вот это!». Это про­фес­сио­нальная при­вычка — посто­янно все срав­ни­вать, ана­ли­зи­ро­вать. Я помню, я был орди­на­то­ром, мне дали слу­чай, я посмот­рел — у меня кар­тина прямо отпе­ча­та­лась. И только сей­час я пони­маю, что это было и как это трак­то­вать. Нельзя изба­виться от сво­его про­шлого, все это посто­янно в голове дер­жишь. Кар­тины, от кото­рых можно абстра­ги­ро­ваться и прийти к общему, — это черта харак­тера, пси­хи­че­ской кон­сти­ту­ции, необ­хо­ди­мой для пато­мор­фолога.

— Среди пато­ло­го­анатомов много жен­щин?
— Сейчас да, и это тоже миро­вая тен­ден­ция. Моя супруга, тоже пато­ло­го­ана­том, пере­пи­сы­ва­лась с кол­ле­гой из Франции. Он жало­вался, что у него много жен­щин в под­чи­не­нии: у двух были малень­кие дети, две нахо­ди­лись в отпуске по уходу за ребенком, сложно с ними управ­ляться и рабо­тать (Улыбается.)

— У вас в отде­ле­нии про­во­дят суд­мед­экс­пертизу?
— Нет, мы не зани­ма­емся этим. Это совсем дру­гая спе­ци­аль­ность. Несмотря на то, что вскры­тия выгля­дят похо­жими со сто­роны у пато­ло­го­ана­то­мов и у судеб­ных меди­ков, они отли­ча­ются. В судеб­ной меди­цине больше необ­хо­димо уста­но­вить при­чину смерти, поскольку часто смерть насиль­ствен­ная. Это можно опре­де­лить сразу, а детально раз­би­рать при­чину смерти в том слу­чае, если она нена­силь­ствен­ная, не тре­буется.

Например, на заре своей карьеры я при­сут­ство­вал на вскры­тии у одного суд­мед­экс­перта. У умер­шей жен­щины болела голова, она при­ни­мала пре­па­рат типа пара­це­та­мола. Приняла около 30–40 таб­ле­ток, и у нее раз­вился ток­си­че­ский гепа­тит, пол­но­стью раз­ру­ши­лась печень. На вскры­тии было обна­ру­жено кро­во­из­ли­я­ние в мозг. Что послу­жило при­чи­ной смерти: пече­ноч­ная недо­ста­точ­ность или отек мозга — это не особо инте­ре­со­вало судмедэкс­перта, поскольку он уста­но­вил, что смерть была нена­силь­ственная.

Работа пато­ло­го­ана­тома, напро­тив, свя­зана с лечеб­ным про­цес­сом, это его финал. Секционный раз­дел свя­зан с наи­бо­лее чет­кой фор­му­ли­ров­кой пато­ло­го­ана­то­ми­че­ского диа­гноза. Он очень строго рубри­фи­ци­ро­ван и фор­ма­ли­зо­ван, как то: основ­ное заболе­ва­ние, ослож­не­ние основ­ного заболе­ва­ния, сопут­ству­ю­щие заболе­ва­ния. Эпикриз отра­жает, как раз­ви­ва­лось заболе­ва­ние, как оно про­те­кало, какова была при­чина смерти. Патологоана­том сам про­во­дит гисто­ло­ги­че­ское иссле­до­ва­ние тка­ней трупа и иссле­дует все изме­не­ния, кото­рые вызы­вают подо­зрение. 

— Как вы при­шли в про­фессию?
— Это было доста­точно три­ви­ально. Я родился в семье вра­чей, мама — пси­хи­атр, папа — пато­ло­го­ана­том, поэтому я хотел быть как папа. Помню, как ходил на работу к нему, мне даже запахи лабо­ра­то­рии зна­комы с тех пор. Я счи­таю, что это очень хорошо, осо­бенно для маль­чика, так как в под­рост­ко­вом воз­расте боль­шин­ство людей про­хо­дит через кон­фликт отцов и детей. У меня он, навер­ное, тоже был, однако не вырос в какой-то пра­во­по­лу­шар­ный или какой-либо еще бунт. Я счи­таю, что тру­до­вые дина­стии — это очень здо­рово. Правда, когда они пере­рас­тают в обыч­ный про­тек­ци­о­низм, это плохо.

«Хотя вообще работа врача серьез­ная, но можно и, навер­ное, сле­дует отно­ситься к ней с долей юмора»

— Ваша более узкая спе­ци­а­ли­за­ция — это онкология?
— Скажем так, это наи­бо­лее инте­рес­ная для меня спе­ци­а­лизация. Работая в этом учре­жде­нии (МКНЦ), я пони­маю, что пато­мор­фо­ло­гия инте­ресна и в дру­гих обла­стях. В част­но­сти это раз­лич­ные гра­ну­ле­ма­тоз­ные пора­же­ния, инфек­ции, но я этого не каса­юсь или каса­юсь мало. У нас в цен­тре очень инте­рес­ная область — ВЗК (вос­па­ли­тель­ные заболе­ва­ния кишеч­ника). Когда воз­ни­кают энте­риты и колиты, они все про­те­кают оди­на­ково, но по своей сути это раз­ные заболе­ва­ния. То ли это язвен­ный колит, то ли это болезнь Крона, то ли это инфек­ци­он­ный колит, то ли лекар­ственный. Еще одну инте­рес­ную, важ­ную, но слож­ную область пред­став­ляют диа­гно­сти­че­ские пунк­ци­он­ные биоп­сии печени при раз­лич­ных диф­фуз­ных пора­же­ниях этого органа.

Сейчас стало понятно, что система TNN, при­ме­ня­е­мая в онко­ло­гии, это луч­ший про­гно­сти­че­ский при­знак, потому что Т1 очень сильно отли­ча­ется от Т2, про­сто надо понять, что такое Т1 и Т2. Все это очень четко помо­гает раз­ли­чить раз­ные ста­дии одной болезни. То есть методы диа­гно­стики онко­ло­гии хорошо экс­тра­по­ли­ро­вать на дру­гие болезни. Это мыш­ле­ние из онко­ло­гии помо­гает, когда я смотрю на неопу­холе­вые пора­же­ния дру­гих органов.

— Патанатомия каса­ется транс­план­тологии?
— Да, конечно. К сожа­ле­нию, после серии скан­даль­ных репор­та­жей врачи до сих пор не могут прийти в себя и боятся, что их обви­нят в транс­план­та­ции орга­нов. Здесь, как и везде, очень низ­кий уро­вень инфор­ми­ро­ван­но­сти и много несве­ду­ю­щих людей, пад­ких на сенсации.

Транспланто­ло­гия — это тоже один из инте­рес­ных неон­ко­ло­ги­че­ских аспек­тов в пато­ло­ги­че­ской ана­то­мии. Например, воз­никла про­блема с транс­план­та­том. Если это острое оттор­же­ние, то надо назна­чать имму­но­су­прес­соры, чтобы его умень­шить. Если это какая-то инфек­ция в связи с при­ме­не­нием иммун­но­су­прес­сии, надо отме­нять имму­но­су­прес­соры и давать анти­мик­роб­ные сред­ства. Морфологиче­ски, могу заве­рить, даже для пато­ло­га­на­тома, кото­рый много лет рабо­тал в этой обла­сти, но не стал­ки­вался с этим, очень сложно отли­чить одно от другого.

— Можете вспом­нить захва­ты­ва­ю­щий слу­чай из вашей практики?
— Не будет неправ­дой, если я скажу, что каж­дый день, про­ве­ден­ный мной в спе­ци­аль­но­сти, для меня захва­ты­ва­ю­щий. Если же касаться слу­чаев, «стра­ши­лок», типа того, что нашел во время вскры­тия какие-то инстру­менты в теле, то я с таким за 17 с лиш­ним лет работы не стал­ки­вался. Вообще, это что свя­зано со смер­тью — не «захва­ты­ва­юще», а очень грустно...

А вот в биоп­сий­ном мате­ри­але было много при­ят­ных нахо­док и откры­тий, это сти­му­ли­ро­вало к тому, чтобы раз­ви­ваться. Несколько раз в дру­гих учре­жде­ниях ста­вился онко­ло­ги­че­ский диа­гноз, а я не нахо­дил зло­ка­че­ствен­ной опу­холи, и люди бук­вально со сле­зами на гла­зах бла­го­да­рили меня, и это луч­шее вдох­но­ве­ние для спе­ци­а­ли­ста моей про­фессии.

Работа пока­жется доста­точно цинич­ной, если со сто­роны наблю­дать за чело­ве­ком. В инсти­туте Склифосовского пат­ана­то­мия и судеб­ный морг были соеди­нены. В те годы была еще про­грамма «Дорожный пат­руль». Так вот, один мой кол­лега смот­рел, что про­изо­шло, какие про­ис­ше­ствия: ава­рии или убий­ства, а потом шел и сопо­став­лял, насколько ска­зан­ное по теле­ви­зору соот­вет­ство­вало реальности.

Каждый день про­ис­хо­дит какой-то слу­чай. Бывает, врачи могут пере­пу­тать, при­слать что-то не то, при­хо­дится раз­би­раться. Много курьез­ного... Хотя вообще работа врача серьез­ная, но можно и, навер­ное, сле­дует отно­ситься к ней с долей юмора.

Самый курьез­ный же для меня слу­чай, пожа­луй, это то, что я позна­ко­мился на работе со своей женой. Мы хоть сей­час в раз­ных учре­жде­ниях рабо­таем, часто при­но­сим друг другу слу­чаи, обсуж­даем их, спо­рим и часто одер­ги­ваем друг друга, мол, хва­тит о работе говорить.

Фотографии: Александра Яковлева/МЕД-инфо