04 декабря 2017, 13:21 X 1680 K 0

О медицине, Первой Градской больнице, врачах и пациентах мы говорим с главным врачом Первой Градской (городской клинической больницы № 1 им. Н. И. Пирогова), кандидатом медицинских наук Алексеем Викторовичем Светом.

– Алексей Викторович, вы с таким интересом говорите о медицине. Что для вас сегодня медицина?

– Думаю, что вся жизнь. Конечно, у меня есть и семья, и друзья. Но, если бы не было того, чем я занимаюсь, этого не было бы тоже и жизнь моя была бы уныла и скучна. Она может быть какая угодно: сложная, радостная, безнадежная, но точно неунылая и нескучная. И вот за это я судьбе благодарен. Есть, конечно, какие-то моменты, когда ты понимаешь, что просто бьешься лбом, но и без этого нельзя.

– Вы в одном из интервью говорите: «Раньше мы, когда были интернами, ночевали в больнице, когда это было нужно». Это помогает познать профессию? Что бы вы посоветовали студентам?

– Если человек поступил в медицинский институт, значит, он сделал это не просто так. Я надеюсь. Значит, у него есть какое-то представление об этом. Я не считаю, что все поголовно должны идти сначала в санитары. Но, если человек хочет быть клиницистом, он должен понимать, как это устроено. До института я работал санитаром в оперблоке. Тогда я понял: это мое… Хотел быть хирургом. А когда оканчивал институт, понял, что хирургом я не буду. Неважно, хочешь ли ты дежурить, работаешь ли ты в студенческом кружке, читаешь ли ты книжки, сидишь ли в соцсетях, тебе должно быть интересно, должно стать интересно. Если тебе в медицине неинтересно, тогда в ней делать нечего.

Я благодарен преподавателям. Понимаете, Оксана, нас учили хорошо. Безусловно, были те, кто хорошо учился, и были те, кого хорошо учили, и они потом начинали хорошо учиться. К примеру, мне никогда не была интересна анатомия. Но я знал, что если не сдам занятие, то не смогу сдать следующее. Отработка – час в час. И если ты в принципе хочешь учиться в институте, то ты это все отработаешь. Блатные тогда не приветствовались: они были, конечно, но они стеснялись этого. Были люди, которым сложнее давалось, и были те, кому легче. На третьем курсе, когда началась патанатомия, патофизиология, базовые, фундаментальные науки, я за год не пропустил ни одного занятия вообще. Многие сейчас говорят, что тогда было небо голубее и все прочее…

– И медицина лучше?

– Нет. Возможности, которые у нас есть сейчас, тогда даже и не снились. Просто ведь важно не сколько у тебя компьютерных томографов, а что ты на них делаешь, сколько исследований проводишь и какими мозгами. Вот готовить надо мозги. И это проблема.

– А потом эти мозги не захотят куда-нибудь утечь?

– Если мы будем их хорошо готовить и адекватно оценивать их труд, то не захотят. Если мозги будут знать, что их главная задача – лечить людей, учить более молодые мозги, а все остальные – им в помощь, то не захотят. Например, проект «Московский врач», – это как раз мотивация людей на то, чтобы становиться лучше в профессии. И профессия, конечно же, им ответит. Мои доктора понимают, за что они работают. Поверьте, это немаловажно. Идея – вещь хорошая, но она должна быть чем-то подкреплена. И, когда человек на свою зарплату городского врача может взять ипотеку, может хорошо отдохнуть или на важные конгрессы съездить, я понимаю, во что нужно вкладываться.

– Как вы считаете, каков сегодня портрет врача? Врачам верят?

– Хорошим врачам верили всегда. Мы просто оказались в какой-то момент не готовы к информационному буму. Медицина – это был все-таки некий закрытый клуб, каста людей, посвященных во что-то такое, во что все остальные, неврачи, посвящены не были. Может, изначально была беда, что не было информационного сопровождения. Но я надеюсь, что мы достойно из этой ситуации выйдем. Нельзя нас приравнивать к сфере услуг. Мы внутри коллектива можем говорить, что оказана медицинская услуга, но пациент не должен это слово употреблять. Для пациента есть врач, медицина, работа, труд. И в то же время не надо все время кричать, какие мы уникальные, потому что сделали холецистэктомию. Уникальность должна быть в том, что это везде делается правильно и на одном уровне. Это то, к чему сейчас приходит Москва. Сегодня можно зайти в любую больницу, где есть ангиооперационные, и получить абсолютно стандартную по всем международным протоколам валидизированную помощь в любой точке Москвы, холецистит уберут лапароскопически, и делать это будет не профессор, а дежурный врач. Еще лет 5–6 назад это было невозможно. Сегодня пациент поступает и проходит полный скрининг, а КТ делают прямо в приемном. Вот в этом уникальность. А мы забываем про это, очень быстро привыкаем к хорошему.

– Что для вас сегодня Первая Градская?

– Для меня Первая Градская – это тяжелейший сложный экзамен каждый день. Это абсолютная потеря нервов, здоровья, но те секунды радости, когда тебе говорят, что в Первой Градской стало хорошо, ни с чем не сравнить. Я не буду себя хвалить: меня как старшего сына в семье все время ругали, мне это привычнее… Так вот, когда я пришел в Первую Градскую работать, меня травматологи просили связать их с урологами. Теперь же они все друг друга знают и все вместе трудятся. Все поняли, что к ним пришел не изолированный перелом бедра, не субтотальный правый коронарный стеноз, а больной, и для этого все должны работать вместе. А чтобы работать вместе, нужно много знать. И нельзя нарушать алгоритмы: нужно добиться того, чтобы хотя бы на 99% соблюдалась дорожная линия. Нас много ругали за эти дорожные карты, стандарты и прочее, но ведь не должно быть разницы, куда ты пришел лечиться, это очень важные документы. Да, планка, которая задается Москвой, очень высокая. Можно относиться к этому по-разному, но факт остается фактом: либо мы соответствуем этому уровню, либо выходим из игры. Поэтому я считаю: если вкладываться, то на 100%, неважно, насколько это сложно, но зато ты понимаешь, для чего ты живешь. Это тоже важно. И это видят твои дети, которые видят тебя очень редко. Это понимает твоя жена-врач, мама-врач, это понимают твои друзья, знакомые. Это понимаешь ты сам.

– Инфаркт молодеет?

 – Дело не в том, что инфаркт молодеет, а в том, что мы с ним делаем, и даже то, что инфаркт стареет. У нас есть пациенты весьма преклонных лет. В больницу им. Давыдовского поступил пациент в возрасте 103 лет, ему поставили стент, и он ушел домой. Человек даже в эти годы имеет право на качественную жизнь. Или вот приехала обычная, неблатная бабушка, ей поставили стент и отпустили.

Сегодня процесс лечения превратился для нас в абсолютную рутину. На одном из марафонов здоровья выявили мужчину с нестабильной стенокардией. Пока мы с коллегой обсуждали насущные вопросы, пациенту открыли артерию и все быстро сделали. Это показатель того, как сейчас работает московское здравоохранение.

Всякое, конечно, бывает. Пациент однажды гневно пишет: «Меня три часа возили!». А на самом деле его  три часа обследовали в приемном отделении. Нельзя же все сразу. Каждый хочет, чтобы у него все было хорошо. И я хочу, чтобы у меня было хорошо, чтобы у меня было лучшее – самое лучшее оборудование, самые лучшие корпуса.

Москва – это не Первая Градская, Первая Градская – это часть Москвы, часть системы. Кстати, что для меня важно, я становлюсь системным человеком. Для врача это сложная история, потому что всякий мнит себя героем. Кто-то работает быстрее, кто-то дольше, и решения, которые мы принимаем, различаются.

– Какая для вас Первая Градская? Чем вы гордитесь как главврач?

– Для меня Первая Градская – просто первая. Это люди и пациенты, где пациенты превыше всего. И все, кто здесь работает, это понимают и разделяют эту позицию. Лечить, учить и сострадать – вот наш девиз. Я горжусь врачами, очень уважаю этих людей.

У нас в планах открытие аритмологии. Это нужно и Москве, и больнице. Одобрение главного кардиолога мы уже получили. У нас одна из самых сильных кардиологий в Москве. Говорю это без всякой ложной скромности. Понимаете, я – кардиолог, но в кардиологии бываю гораздо реже, чем в отделениях хирургии, реанимации, потому что там работают высочайшие профессионалы, мои коллеги и я там никому не пролью свет знаний. Но я знаю, что для такого объема того, что мы делаем для наших больных, нам просто нужно, чтобы там была аритмология. Конечно, нужно исходить из того, что нужно городу.

Мне хотелось бы также немного модернизировать нейрохирургию и вертебрологию. К счастью, через 2–3 года будет построен новый корпус, который удовлетворит все наши желания. И еще мне бы очень хотелось, чтобы оборудование реже ломалось. А вообще, я абсолютно счастливый человек в этом отношении.

– Сейчас много говорят о проекте «Открытая реанимация»…

– Больница – не тюрьма. В Первой Градской пускают в реанимацию. Есть разные ситуации. Иногда пациент и сам не хочет, чтобы его видели в таком виде. К примеру, я устраиваю египетские казни, если вижу, что больные без сорочек. Ширмы очень важны. Но это, по-моему, все естественно. Это все равно, что обсуждать, как мыть руки перед едой. Для всех нормальных врачей это норма.

– А что касается вопроса обезболивания…

– У хороших врачей все всегда есть под рукой. Только пациенты не всегда говорят о своей боли: терпят. А у пациентов ничего не должно болеть, им должно быть максимально комфортно. И их должны вкусно кормить. Помнится мне, как в течение года приглашал к себе нашего начальника пищеблока и кормил его тем, что он готовит.

– Ел?

– Ел. У него выхода не было. А потом, когда я сам лежал в Первой Градской, с огромным удовольствием питался тем, что подавали.

– Все было съедобно?

– Все было вкусно – про «съедобно» мы не говорим. Вкусно должно быть! Когда нас проверяла инспекция, тоже сказали, что вкусно.

Конечно, всегда нужно смотреть, как все функционирует. Ты каждый день идешь на пищеблок, а когда ты придешь (в 7.30 или в 16.00), никто не знает. И нужно везде в больнице бывать. Вот я иду, например, из своего кабинета в реанимацию, а это другая территория, и прохожу всю больницу.

– Верно ли высказывание «Признак академика – это постоянно слушать и учиться»?

– По-моему, признак академика – это хорошее образование, свободное владение, как минимум, одним иностранным языком, умение выслушать и слушать. Я знал и знаю многих довольно серьезных ученых, четырех лауреатов Нобелевской премии, да и я сам рос в академической среде.

– Какой у вас жизненный девиз?

– Каждый раз, когда вам кажется, что вы проиграли, скорее всего, вы в шаге от выигрыша.

 

Фото: пресс-служба Первой Градской больницы