02 августа 2018, 11:25 X 9753 K 0

Человек, совершивший преступление по отношению к другим людям или собственным детям, является преступником или жертвой? Тенденция такова, что общество с большей вероятностью начнет обвинять такого человека, однозначно закрепив за ним роль агрессора. Однако психиатр, психоаналитик, доктор медицинских наук Эстела Уэллдон, долгие годы занимавшаяся лечением пациентов, совершивших тяжкие преступления, так не считает.

Во время первой российской конференции по судебной психотерапии «Преступление и осознание», организованной благотворительным фондом «Шанс» при участии Международной ассоциации судебной психотерапии (IAFP), Эстела Уэллдон рассказала, что причина отклоняющегося поведения у многих преступников кроется в несчастливом детстве, в издевательствах, которые эти люди терпели от окружающих, в пережитом насилии. Что еще побуждает человека совершать преступления, можно ли остановить порочный круг, есть ли разница между преступниками-мужчинами и преступниками-женщинами, почему женщины причиняют вред своему телу и своим детям? На эти и другие вопросы Эстела Уэллдон ответила в эксклюзивном интервью психологу Анастасии Бычковой.

Эстела Уэллдон — основатель и почетный президент Международной ассоциации судебной психотерапии (IAFP), почетный член Американской психоаналитической ассоциации (APsaA), почетный консультант-психиатр в Портманской и Тавистокской клиниках, почетный доктор наук Университета Оксфорд Брукс, член Королевской коллегии психиатров (FRCPsych), Международной ассоциации групповой психотерапии (IAGP), Американского общества группового анализа и ряда других профессиональных организаций.

— Эстела, вы одна из первых «заинтересовались» людьми, совершившими правонарушения, обратили на них внимание не как на заклейменных преступников, а как на тех, кому нужна психотерапевтическая помощь. Почему вы выбрали для себя это направление в психотерапии?

— С ранних лет я пыталась найти причины социальной несправедливости и всех тех «плохих» антисоциальных поступков, которые совершают люди. При этом сами они не понимают, почему они так себя ведут, но испытывают некую зависимость от того, чтобы повторять эти действия снова и снова. Дональд Винникотт, известный британский психоаналитик, определяет антисоциальные действия как надежду получить от общества отклик. Я думаю, что он имел в виду то, что все эти люди, которых с детства не замечали и игнорировали, пытаются добиться признания в обществе, совершая «неправильные» поступки и тем самым обращая на себя внимание. И я считаю, что необходимо гораздо больше заботиться о таких людях и попытаться понять причины их поведения. Но общество часто, если не всегда, реагирует наказанием, что не дает никаких положительных результатов и, наоборот, может причинить сильную эмоциональную боль этим людям.

Однако хочу оговориться с самого начала, что я также не верю в то, что абсолютно всем правонарушителям можно помочь психодинамической терапией в группах или индивидуально. Каждый конкретный случай нужно комплексно рассматривать и оценивать. Иногда требуется время, несколько сессий с пациентом, обсуждение с коллегами, чтобы принять окончательное решение о том, можем ли мы помочь преступнику «излечиться» или нет.

— Наверняка вы столкнулись с непониманием, в первую очередь общества, которое привыкло «клеймить», а не «понимать» преступников. Тем не менее, судебная психотерапия в Великобритании активно развивается уже несколько десятков лет. Изменилось ли мнение общества?

— Я бы хотела отметить, что судебная психотерапия не является героическим поступком одного человека. Чтобы это направление эффективно развивалось, требуются усилия команды профессионалов из разных областей, которые прислушиваются к коллегам и учатся друг у друга. И делать это желательно в рамках одной организации. Супервизии и интервизии, необходимые для понимания тактики лечения пациентов, должны регулярно проводиться с коллегами из разных областей.

К примеру, когда я писала свою книгу «Мать. Мадонна. Блудница. Идеализация и обесценивание материнства», которая была опубликована 30 лет назад, никто не знал, что некоторые женщины могут неправильно относиться к своим детям. И хотя эти женщины нуждались и желали эмоциональной помощи и поддержки, никто не мог понять их затруднений и даже заметить их. Считалось, что становясь матерью, женщина снабжается своего рода «волшебной палочкой», благодаря чему она всегда добра по отношению к своим детям и действует ради их блага и защиты. Сегодня пришло понимание, что это не так, и не только в кругу профессиональных психологов, но и среди других специалистов, которые также в состоянии помочь женщинам, столкнувшимся с проблемами. Причем помощь может быть оказана не только матерям, но и их детям, и последующим поколениям.

«Я бы хотела отметить, что судебная психотерапия не является героическим поступком одного человека. Чтобы это направление эффективно развивалось, требуются усилия команды профессионалов из разных областей»

— Вы вели психотерапевтические группы, где одновременно присутствовали и жертвы, и насильники. Не страшно ли было «сводить» их друг с другом? Насколько подобная работа продуктивна, и ведется ли она сегодня?

— Я создала такие группы очень давно в Портманской клинике, и они до сих пор функционируют, так как являются успешными в работе и помогают обоим типам пациентов.

Всем известно, что тот, над кем издеваются, сам может издеваться над людьми, но когда дело доходит по оказания профессиональной помощи таким людям, то только жертвы рассматриваются как пациенты. И это особенность нашего мышления, предрассудки, которые есть в обществе. Но если объединить и жертву, и насильника в одной психотерапевтической группе, то они помогают друг другу тем, что «выявляют» скрытые, подсознательные модели поведения, которые провоцируют агрессивное поведение и насилие.

— Специалисты, работающие в судебной психотерапии, сталкиваются с пациентами, совершившими ужасные поступки. Мне, как человеку неподготовленному, было немного не по себе слышать на конференции, какие преступления совершили люди, несмотря на то, что я понимаю, что за таким поведением скрываются глубочайшие и серьезнейшие травмы самого преступника. Что помогает психотерапевтам не поддаться панике, страху или осуждению, когда на прием попадает очередной преступник?

— Мысль, что сами преступники и причины их поведения нуждаются в психологической интерпретации и понимании, очень сильно мотивирует в нашей работе. На самом деле, я чувствую себя в привилегированном положении, потому что у меня есть возможность слушать их истории и позволять им проговаривать все те ужасные случаи, которые происходили с ними ранее, не боясь, что они будут наказаны за это.

— Случаи, о которых вы рассказывали на конференции, были связаны не столько с совершенными преступлениями, сколько с событиями, происходившими с преступниками в детстве. То есть на их жизнь повлияли травмы и насилие, с которыми они столкнулись в раннем возрасте. Но всегда ли переживание этих травмирующих ситуаций приводит к формированию отклоняющегося поведения в будущем? И, наоборот, может ли человек из благополучной семьи, у которого было счастливое детство, стать преступником?

— Да, это верно для каждого преступления, но, как я отмечала на конференции, эти воспоминания могут подавляться или не осознаваться вовсе. Я ни разу не видела преступника, человека с отклоняющимся поведением и совершавшего плохие поступки, у которого было бы счастливое детство. Хотя сами люди могут, конечно, сказать, что их детство было счастливым, потому что свои болезненные воспоминания они подавили и просто не помнят того, что в действительности с ними происходило.

«Мысль, что сами преступники и причины их поведения нуждаются в психологической интерпретации и понимании, очень сильно мотивирует в нашей работе»

— В России участились случаи насилия среди подростков. Особой жестокостью отличаются девочки, которые могут причинять ужасную боль своим сверстницам, издеваться над ними, унижать… Как вы думаете, с чем может быть связано такое поведение?

— К сожалению, я не могу прокомментировать этот момент, потому что все, о чем я пишу или говорю, основано на моей клинической практике. Обычно я рассказываю о пациентах, которые долгое время проходили у меня лечение. Моя собственная теоретическая концепция является результатом того опыта, который я получила благодаря лечению своих пациентов в течение многих лет. И, наверно, я никогда не осмелюсь дать «психологическое» объяснение поступков людей, которых я не знаю, тем более если это граждане той страны, где я никогда не жила.

— На конференции и в различных интервью вы не раз говорили о том, что преступление — это своего рода месть матери. Есть ли что-то помимо насилия, за что ребенок может «мстить» своей матери? Можете назвать наиболее частые «случаи» такого материнского поведения, которое подталкивает ребенка совершать преступления во взрослом возрасте?

— Речь идет о субъективном опыте унижения человека, в результате чего он не способен «думать» (говоря терминами психоаналитика Уилфреда Биона). Поэтому он реагирует моментально, часто в гиперболизированной форме, включая агрессивные реакции. И месть в таком случае — результат постоянного и повторяющегося унижения, когда человек пытается «вернуть» обидчику все то, что пришлось из-за него пережить.

— Вы также рассказывали, что преступники создают себе «ложное Я» или «как будто личность» как спасение от реальности, от депрессии, что позволяет им жить в том мире, который кажется им более привлекательным. Как я понимаю, психотерапия избавляет их от этого «ложного Я». Что в этот момент происходит с вашими пациентами, ведь, по сути, они теряют часть себя, которую долгие годы усердно создавали?

— Это действительно сложная и болезненная стадия, потому что пациенты отказываются от всех тех маниакальных защитных механизмов, которые использовались в качестве своего рода лесов, позволяющих отгородиться от осознания своих невероятных болезненных переживаний, которые пришлось терпеть в детстве. Однако, в конце концов, после терапии и после избавления от этих лесов появляется буквально новый человек, новая личность, но на это уходит очень много времени.

— Суть судебной психотерапии — добиться от человека понимания того, что он совершил. Вы говорили, что это позволит ему извлечь пользу для себя. В чем заключается такая польза?

— Человек может «усвоить» травму, пережить ее, и это затем может быть использовано не только им самим, но и обществом. Так, бывший пациент может стать ответственным работником в самых разных сферах деятельности.

«Мужчины испытывают сильнейший стыд, когда речь идет об их раннем опыте, особенно если он связан с сексуальным насилием»

— Существует мнение, что при перверсиях психотерапия гораздо продуктивнее для женщин, чем для мужчин. Так ли это? И с чем это связано?

— Женщины обычно больше обеспокоены и склонны проявлять чувство вины из-за поступков, которые они совершили. Они также более открыто говорят о своих эмоциональных трудностях, которые и стали причиной их жестокого отношения к другим людям и в том числе к собственным детям.

Мужчины же испытывают сильнейший стыд, когда речь идет об их раннем опыте, особенно если он связан с сексуальным насилием. Иными словами, они не так откровенны в подобных разговорах и иногда не способны принять такую терапию, что со стороны может показаться «слабостью».

— Судебная психотерапия нацелена на предотвращение рецидивов. Но все-таки, они случаются? Как в таком случае переживает ситуацию терапевт?

— Жестокая реальность заключается в том, что если бывший преступник пойман за совершением того же преступления во время или после прохождения терапии, то каждый гражданин узнает об этом из СМИ. А вот о случаях с пациентами, которые успешно завершили лечение и никогда больше не повторяли своих криминальных поступков, никто не знает, потому что они не разглашаются из-за этических профессиональных стандартов и политики конфиденциальности. И это очень несправедливо!

— Был ли случай в вашей практике, которым вы гордитесь? Можете поделиться?

— Я горжусь многими своими пациентами, которые прошли у меня лечение, и чья жизнь совершенно изменилась в результате того, что они поняли и осознали причины своих ужасных поступков. Правда, общество склонно занимать обвиняющую позицию по отношению к этим людям. И это позорно, потому что таким образом мы «активизируем» отклоняющееся поведение, а не работаем на предотвращение дальнейших правонарушений.

Приведу пример. Я наблюдала одну молодую женщину, мать 5-летнего мальчика, которая попала ко мне из-за незначительного воровства в магазине. На самом деле она была смущена и чувствовала себя виноватой за то, что она, ни разу не участвовавшая в крупных преступлениях с момента рождения сына (что до этого было ее образом жизни), попалась на небольшой краже. Стоит отметить, что во время своей «профессиональной карьеры» преступницы она ни разу не была поймана на воровстве.

В случае с небольшой магазинной кражей она действовала настолько неуклюже, что это было, скорее, не воровство, а просьба оказать ей эмоциональную помощь. Иными словами, такое ее поведение стало поводом для начала лечения.

В своей жизни она была и грабителем, и проституткой высокого класса. У нее было несчастливое детство, а единственным взрослым, с которым у нее были хорошие отношения, была бабушка. Когда пациентке было всего 15 лет, бабушка умерла, однако сама девушка не переживала утрату, не было траура. Вместо этого, увлекшись модой, она отправилась в Лондон, где ее тут же встретили взрослые люди, которые эксплуатировали эту очаровательную и привлекательную девушку самым жестоким образом. Так продолжалось до тех пор, пока она не вышла замуж и не родила ребенка. И лишь после этого полицейский поймал ее за воровством в магазине.

Ее психотерапевтическое лечение продолжалось в течение 18 или 19 лет, встречи проходили один раз в неделю. За это время мы прошли самые разные и сложные периоды.

«Выражение гнева и ненависти, которые раньше направлялись в общество, а теперь нацелены на терапевта, говорит о том, что все то, что не позволяло этим чувствам проявиться, ушло далеко в прошлое»

Она была очень умной и сообразительной, однако у нее не было никакого формального образования. Сделав это своей целью, она поступила в университет и стала успешным преподавателем.

Но, как вы могли заметить, для этого потребовалось много времени. Мы преодолевали периоды, когда она была очень агрессивна по отношению ко мне — это называется отрицательным переносом. Хотя для меня это положительный перенос, потому что выражение гнева и ненависти, которые раньше направлялись в общество, а теперь нацелены на терапевта, говорит о том, что все то, что не позволяло этим чувствам проявиться, ушло далеко в прошлое.

И даже теперь, когда ей уже больше 40 лет, она продолжает присылать в клинику письма, которые читаю и я, где она рассказывает о своих замечательных достижениях, а также об успехах своего сына и мужа.

Фото: Благотворительный фонд «Шанс».
Выражаем благодарность благотворительному фонду «Шанс» за помощь в организации и подготовке интервью.