28 августа 2014, 13:00 X 73081 K 4

Чем сложнее загадка, тем сильнее хочется ее разгадать. Это утверждение правомерно и в отношении аутизма — его изучают с позиций множества научных дисциплин, в том числе иммунологии. О том, какое значение иммунный фактор играет в развитии аутизма, МЕД-инфо рассказывает Александр Борисович Полетаев, д. м. н., профессор НИИ нормальной физиологии им. П. К. Анохина РАМН, научный руководитель МИЦ «Иммункулус».

— Как давно иммунология занимается аутизмом?
— Начнем с того, что такое иммунная система. Нас чуть ли не со школы учат, что иммунная система — это нечто вроде мальчика с сачком, который бегает за бабочками-микробами. На самом деле, такое представление в корне неверно, поскольку погоня за микробами — это одна из функций иммунной системы, но отнюдь не самая важная, о чем говорил еще Илья Мечников. Он шел вразрез с микробиологами, а всю иммунологию сделали микробиологи, поэтому понятно, что был определенный микробиологический крен в воззрениях на то, что такое иммунная система. Считалось, что иммунная система — это в первую очередь борьба с инфекциями. И. Мечников еще в конце 19 века на международном конгрессе в Берлине сказал: «Думать, что иммунная система — это жандарм, крайнее упрощение, ее задачи гораздо шире и сводятся к тому, чтобы поддерживать гармонию в организме в условиях постоянного дисгармонизирующего воздействия среды». Гомеостаз, как сказали бы мы сегодня. То есть иммунная система работает не вовне, а внутрь, чтобы внутри все было хорошо несмотря на внешнее воздействие. Как поддерживать эту гармонию в организме? Надо сказать, что, пока человек здоров, каждый день гибнет, отслужив свой ресурс, огромное количество клеток — примерно 150 млрд. На их место приходят новые. Что такое «клеточные трупики»? Грубо и упрощенно говоря, это гной. Если каждый день в организме образуется 100 г гноя, то уже реальная угроза, потому что там недоокисленные радикалы, реакционноспособные и попросту токсические молекулы и многое другое.

«Первая и основная функция иммунной системы — это клиренс, очистка организма от собственных продуктов жизнедеятельности, от отмирающих клеток»

— Какова же подлинная функция иммунной системы?
—Первая и основная функция иммунной системы — это клиренс, очистка организма от собственных продуктов жизнедеятельности, от отмирающих клеток. Если заодно попадается вредный микроб, то она его тоже уничтожает. Количество микроорганизмов, что нас населяют: и вирусов, и бактерий, и грибков, наших насельцев, микронародца в 10, а некоторые считают, что в 100 раз больше числа наших собственных клеток. Иммунная система с этим микронародцем в основном не борется по той причине, что лишь около 10% населяющих нас микроорганизмов вредны (с ними она и борется), а 90% нейтральны или даже полезны. Нейтральные иммунная система игнорирует, а полезные опекает. Микроб, который иммунная система уничтожает или блокирует, должен быть именно вредным. Также она поступает и с эндогенными вредностями, которые образуются в организме каждый день. Если начинается любая патология, любая болезнь, сердечно-сосудистая или онкологическая, или аутизм, это значит, что меняется состояние гармонии, количество отмирающих клеток в тех или иных популяциях (во-первых, в нервной системе). Иммунная система совсем по-другому начинает реагировать.

Пока человек здоров, каждый день гибнет, отслужив свой ресурс, огромное количество клеток, примерно 150 млрд.

— Так почему такой взгляд на иммунитет имеет значение при аутизме?
— Что мы с медицинской точки зрения отсюда можем взять? Во-первых, при развитии любой болезни, еще задолго до клинической манифестации иммунная система начинает стараться ситуацию дисгармонии нормализовать, для этого она начинает немного изменять свою активность. Такие изменения характерны для каждой формы патологии: при аутизме они будут иными, нежели при язве желудка. Так вот, если очень рано выявить типичные для аутизма изменения со стороны иммунной системы, например, у полугодовалого ребенка (обычно диагноз ставят к 2–3 годам, а это поздно), то еще почти все можно исправить. В 2 года можно исправить многое, в 4 уже немногое, а в 7 еще меньше. Поэтому выявив маркерные изменения у маленького человечка в возрасте нескольких месяцев, которые типичны для ситуации аутизма, можно с ним начать прицельную корректирующую работу, что приведет его к максимальной компенсации: у него будет обычная речь, не будет эмоциональных сбоев, срывов и прочее, прочее, прочее. То есть чем раньше мы выявим такую ситуацию, тем больше шансов, что предрасположенность не обернется трагедией ни для ребенка, ни для его родителей, ни для общества.

Для чего нам нужно смотреть на иммунные маркеры аутизма так рано? Здесь есть еще один своеобразный аспект. На сегодняшний день о том, что такое аутизм, каковы механизмы его возникновения, не знают ни в Америке, ни в России, нигде. Есть только более или менее правдоподобные гипотезы. Я прошу сразу иметь в виду, что это только предположения, а не истина. Я должен также сделать оговорку, что аутизм     — это не одна болезнь, это по крайней мере десяток разных заболеваний, разных по своей природе.

Около 10% населяющих нас микроорганизмов вредны (с ними она и борется), а 90% нейтральны или даже полезны.

— Это не особенность развития, это именно патология?
— (Задумывается.) Можно сказать, что это особенности развития, точнее, особенности аномального развития. Здесь очень трудно ставить знак различия между особенностями нарушенного внутриутробного развития и болезнью. Это, скорее, семантический спор, нежели по сути. Некоторая, небольшая часть случаев аутизма имеет явную генетическую природу. Это от 5 до 15% случаев аутизма, по разным оценкам, они возникают из-за «поломки» генома. Это отдельная группа причин заболеваний, численность которой в общем многие годы остается неизменной. Геном — очень стабильная вещь, но дело в том, что примерно с середины 1980-х до 2010-х гг. количество регистрируемых случаев аутизма выросло в 20 раз, причем повсеместно, от Кореи до США. Сегодня считается, что в общем и целом примерно на 120 новорожденных приходится 1 аутист [по данным американского Центра по контролю заболеваемости, в 2014 году статистика показывает 1 случай аутизма на 68 детей]. Это большой показатель, проблема выходит за рамки чисто медицинской. Почему же такой всплеск? Конечно, отчасти это связано с тем, что улучшилась диагностика: примерно треть всех случаев связана с диагностикой. Но почему же на порядок выросла частота остальных случаев? За 30 лет геном человечества не стал в 10 раз хуже, нужны тысячелетия, чтобы произошел какой-то ощутимый генетический дрейф. Это еще одно косвенное свидетельство того, что дело не в генетике. Что же изменилось за 30 лет? Каждый год в природе появляется примерно 10 тысяч новых поллютантов, а за 30 лет их количество выросло неимоверно, чисто техногенными деяниями человек очень сильно портит среду. Можно по-разному относиться к «зеленым», различным экологическим движениям, но то, что человечество само себя травит, совершенно очевидно. И именно в этом, по всей видимости, основная причина многократного роста случаев аутизма и других нарушений развития нервной системы за последние 30 лет. Техногенная грязь, которую мы вносим в среду, бьет по нашим детям бумерангом.

«Можно по-разному относиться к „зеленым“, различным экологическим движениям, но то, что человечество само себя травит, совершенно очевидно»

— Каким образом?
— Давайте снова вернемся к иммунной системе. Некоторые авторы сравнивают ее с нервной, говоря, что иммунная система — это, по сути, тот же мозг, только если неврологический мозг работает со стимулами физической природы (зрение, слух, обоняние, осязание), то для того, чтобы воспринимать химические стимулы, организм человека сделал дополнительный довесок, «мозг», направленный на восприятие химических стимулов среды. Химические стимулы в широком смысле — это и бактерии, и вирусы, их антигены, их белки. Это также и любые поллютанты: тяжелые металлы, ДДТ, диоксины и все прочее. Первая система в организме, которая их воспринимает, реагирует на них и при чрезмерной нагрузке ломается первой, это иммунная система. Мы хорошо знаем, что если очень долго избыток ртути или олова, или других вредных веществ из среды месяцами или годами действует на организм, то иммунная система развивает нечто по типу аутоиммунных заболеваний. Ее функции, ее активность извращаются, и она начинает нападать на свое вместо того, чтобы заниматься клиренсом, чисткой, санацией, репарацией. Отсюда рост случаев и диабета, когда иммунная система разрушает клетки, производящие инсулин; и рост аллергий, когда иммунная система начинает тоже патологически работать, и можно умереть от анафилактического шока. Иммунная система может менять свою активность и таким образом, что нарушается ход развития эмбриона и плода. Представьте себе: мама, взрослый сформированный организм, стабильный, получает какие-то субпороговые, но длительные концентрации поллютантов среды. Какие именно поллютанты завязаны на развитие аутизма, неизвестно.

С середины 1980-х до 2010-х гг. количество регистрируемых случаев аутизма выросло в 20 раз, причем повсеместно, от Кореи до США.

Но похоже, что очень многие, потому что здесь наблюдается так называемые конвергентный эффект: воздействует первая, пятая или десятая вредность, а эффект один и тот же — иммунная система определенным образом ломается и начинает негативным образом влиять на формирование эмбриона и плода. Сразу скажу, что иммунная система вовлечена в регуляцию фетогенеза развития плода. Помимо всего прочего, она регулирует процесс роста, регенерации и дифференцировки тканей. Это предполагал еще И. Мечников, а современная наука это подтверждает. В частности, если иммунный резец начинает сбоить, будущий человечек зачастую внутриутробно гибнет, отсюда выкидыши и остановки внутриутробного развития. А если плод не погиб, то есть очень большие шансы, что, родившись живым, он будет иметь разного рода дефекты, касающиеся и сердца, и почек, и нервной системы тоже. Вот цепочка: среда, негативно и долго действующая на взрослый организм, химически действующая, плюс сбои со стороны иммунной системы, которые при определенном раскладе (то есть сбои совершенно определенного характера) вызывают такого рода нарушения эмбриогенеза и фетогенеза, что у человечка развивается, к примеру, аутизм или другая форма врожденной патологии.

«Иммунная система вовлечена в регуляцию фетогенеза развития плода. Помимо всего прочего, она регулирует процесс роста, регенерации и дифференцировки тканей»

— То есть аутистический путь развития закладывается еще до рождения?
— Итак, первый вывод, который очень похож на правду, хотя еще требует подтверждений: аутизм формируется внутриутробно под влиянием тех сбоев в иммунной системе мамы, которые вызываются средой. Во всяком случае, большинство случаев аутизма, которые не завязаны на поломке в геноме, которые как раз численно очень растут последние годы. Наша техногенная грязь, наши эндогенные иммунные нарушения и нарушения росторегулирующей функции иммунной системы вызывают различные дефекты. Мы планируем работы для подтверждения этой гипотезы, и, думаю, года через 3–4 сможем ее подтвердить. В таком случае мы имеем серьезное основание надеяться на то, что если у женщин, готовящихся к беременности, будем отслеживать определенные изменения со стороны иммунной системы, со стороны тех показаний, от которых зависит формирование будущего аутиста, то мы можем организовать масштабные массовые профилактические обследования женщин репродуктивного возраста. По сути, у каждой 100-й есть опасные изменения. Мы сможем предложить таким женщинам немного подождать с рождением ребенка, чтобы исправить ситуацию, потому что иммунные поломки, в отличие от генных, можно поправить. Таким образом, большинство случаев аутизма может быть предотвращено. Но это все в будущем, не очень далеком, просто нужны нормальные масштабные исследования. Упирается это не в отсутствие плана, а в отсутствие необходимых финансовых ресурсов: и приборы с реактивами, и люди с зарплатами... Здесь требуются хорошие массовые службы. И в общем, если будут созданы возможности для исследований, через 3–5 лет можно будет победить проблему: по крайней мере десятикратно снизить количество случаев аутизма среди того контингента женщин, которые будут охвачены, по сути, простой диспансеризацией до беременности.

Сегодня считается, что в общем и целом примерно на 120 новорожденных приходится 1 аутист. По данным американского Центра по контролю заболеваемости, в 2014 году статистика показывает 1 случай аутизма на 68 детей.

— Какие исследования проходят за рубежом?
— Работы ведутся в разных странах, не только у нас. Первыми начали американцы, мы долгое время были на подхвате, но, думаю, что мы все-таки продвинулись значительно (так кажется, по крайней мере, при анализе литературы). Через год работы мы сможем очень рано выявлять тех детишек, у которых формируется аутизм. Именно формируется, потому что когда человечек только-только появился на свет, он еще не болен, у него еще не сформировались те дефекты развития, которые станут основой аутизма. И если в эти первые месяцы жизни, до года, выявить, что этот человечек из группы риска, и вмешаться должным образом, то он и не станет аутистом. Сделаю маленькую ремарку для тех читателей, кто не очень хорошо знает, что такое аутизм. Простейший пример из литературы: вспомните, кто такой «сельский дурачок». Это человек, который, может быть, говорит, а может быть, и не говорит, хотя ему уже лет 15, он может пасти коров, а может ничего не делать. Вот этот «сельский дурачок» — это аутист. Это если дело пустили на самотек. Другой пример: Билл Гейтс, который тоже был аутистом, но с которым рано стали заниматься родители и сделали все, чтобы он стал «нормальным». Думаю, что никто Билла Гейтса сельским дурачком не назовет. Это к вопросу о том, что можно сделать при раннем вмешательстве. Можно все перевернуть, все переиграть. Поэтому очень важно понять, что если мама не обследовалась до беременности, то во время беременности выявить что-либо уже сложно. Зачастую будущие мамы говорят: «У меня 9 недель беременности, хочу знать, что будет с ребенком, но в любом случае его оставлю». Что тут сделаешь? Это ее право. Но вот родился человечек от такой мамы, которая не обследовалась до беременности, но при обследовании после выяснилось, что она из группы риска. В такой ситуации один Господь знает, разовьется у малыша аутизм или нет, потому что в организме все равно масса механизмов защиты, и они могут достаточно эффективно сработать так, что все обойдется. Но так или иначе новорожденный уже вошел в группу риска, и мы должны его обследовать на маркерные признаки, которые могут сделать из него аутиста. Если мы вовремя выявили такие признаки, постараемся, чтобы он стал как Билл Гейтс.

Если очень кратко, то это, на мой взгляд то, что сейчас важно знать, те направления исследований, которые ведутся у нас и во всем мире. Но, как мне кажется, мы здесь впереди.

«Когда человечек только-только появился на свет, он еще не болен, у него еще не сформировались те дефекты развития, которые станут основой аутизма»

— В чем именно?
— Во-первых, мы научились лучше, чем кто-либо в мире, искать те антигены, которые могут быть маркерами развития аутизма. Зарубежные исследователи идут в основном методом тыка, а у нас есть алгоритм. Какой — не скажу (Улыбается.) Дело не в том, что нам кажется, что у нас есть алгоритм, а в том, что мы это неоднократно проверили, и оказалось, что это именно так и есть. То есть у нас есть инструмент. И тут мы впереди несмотря на то, что у них куда лучше с железом, с оборудованием, с реактивами. У нас здесь по сравнению с ними — пустыня. Вообще дело даже не в том, кто впереди, — важно, чтобы как можно скорее, потому что каждый год миллионы детей во всем мире становятся аутистами, и им помочь трудно.

Здесь еще один важный момент. Женщина может обследоваться до беременности, если ответственно относится к здоровью своего будущего малыша, но чем-то заболела во время беременности. Любая инфекционная болезнь сильно изменяет иммунную систему. Если женщина в первом триместре беременности перенесла грипп или еще что-то, риски рождения ребенка с аномалиями нервной системы типа аутизма возрастают раз в 10–20.

— Коррекционная работа — это в основном фармакотерапия или это комплекс из диеты, лекарств, других методик?
— Лет 10–15 назад считалось, что аутизм — это определенные врожденные, реже приобретенные аномалии со стороны нервной системы. На самом деле, это все-таки врожденная аномалия, скорее всего. Бывает такая ситуация, что человечек у мамы внутриутробно развивается в сторону аутизма, родился, и все-таки у него достаточно работают компенсаторные механизмы, и он не вышел в аутизм. Но случился какой-то сбой в виде вакцинации, например, или какого-то тяжелого вирусного заболевания, и у нормально развивавшегося двух—трехлетнего ребенка происходит резкий регресс. На самом деле, не вакцинация как таковая и не грипп как таковой вызвали развитие аутизма, если не было никакого бэкграунда. Он сложился еще внутриутробно, но он был компенсирован до поры до времени, а вот случился внешний дополнительный удар — и последняя соломинка уже переломилась. То есть все формируется, закладывается еще внутри матери, а после рождения от воздействия дополнительных факторов может проявиться или не проявиться. Так вот, раньше считалось, что аутизм — это патология нервной системы. Сегодня, кажется, уже становится ясным, что это системная патология организма, нарушение формирования и нервной системы, и практически обязательно органов пищеварительной системы (желудочно-кишечного тракта в первую очередь), и, возможно, еще некоторых органов, в частности органов малого таза, репродуктивной системы. Во всяком случае, у большей части аутистов имеются клинически выраженные проявления системных аномалий, вовсе не ограниченных одной только нервной системой.

Если женщина в первом триместре беременности перенесла грипп или еще что-то, риски рождения ребенка с аномалиями нервной системы типа аутизма возрастают раз в 10–20.

Так вот, родился человечек, и мы знаем, что у него будут (если есть какие-то иммунные маркеры) нарушения со стороны ЖКТ и со стороны, естественно, нервной системы, может быть, со стороны органов малого таза. В этом случае нужны комплексные усилия. И возникает вопрос, который еще не решен. С одной стороны, замечательная вещь — психосоматика, мы через психику можем влиять на состояние сомы — тела (люди могут приказать себе умереть — настолько сильна эта штука). И, соответственно, если используются самого разного типа методы психотренинга, в опытных руках это может стать очень хорошим инструментом психосоматической коррекции. Это не просто аутичный человечек учится вести себя в социуме должным образом, идет еще и коррекция его соматического состояния. Но вот какая еще здесь проблема. Аутизм — это не только десяток разных заболеваний или форм деформации, это еще и разная степень выраженности. К примеру, вот действует какой-то вредный фактор — термический, например. В зависимости от интенсивности воздействия или от защищенности того организма, на который он воздействует, может быть покраснение кожи или ожог первой степени, или обугливание. Так и аутизм — это очень разной степени выраженности патология. Соответственно, в зависимости от степени выраженности могут быть нужны разные мероприятия. Каждый раз надо разбираться индивидуально и искать, что можно наиболее эффективно применить. И если мы видим у человечка в возрасте года или даже двух лет очень характерные и стойкие изменения со стороны иммунной системы, то, исправив это первичное звено нарушений, мы можем исправить все. То есть можно и нужно попытаться воздействовать на них, начиная от внутривенной иммунноглобулиновой терапии, плазмофереза, фармакологических воздействий, в том числе гомеопатических и прочее. И, конечно, если в ходе нескольких проверок мы видим стойкие изменения, типичные для аутизма, ребенка не надо ни в коем случае ничем вакцинировать, чтобы не спровоцировать иммунный обвал. Любая вакцинация — это маленькая болезнь. Такого ребенка надо беречь, пока его нервная система и вообще организм более или менее не созреют. Это, как правило, происходит к пятилетнему возрасту.

«У большей части аутистов имеются клинически выраженные проявления системных аномалий, вовсе не ограниченных одной только нервной системой»

Еще, конечно, надо иметь в виду, что поломки иммунной системы обуславливаются очень широкого круга химическими воздействиями среды. Такого человечка надо обязательно посмотреть на наличие избытка тяжелых металлов, диоксинов и прочих поллютантов. Может быть показана хелатная терапия или что-то еще в зависимости от конкретной ситуации.

Ну и опять же, очень часто у детишек с аутизмом иммунная система работает извращенно, очень часто она ослаблена. Это проявляется в том, что практически у 80% повышенная активность так называемого фермента нагалазы. Таким детям показана иммуностимулирующая терапия.

Лет 10–15 назад считалось, что аутизм — это определенные врожденные, реже приобретенные аномалии со стороны нервной системы. На самом деле, это все же врожденная аномалия.

— Вы говорили о системном сбое организма, в том числе и в органах желудочно-кишечного тракта.
— Это еще один очень важный момент. Давно, в 1850 году один умный человек по имени Людвиг Фейербах, медик и философ, написал в рецензии на одну медицинскую работу, что человек есть то, что он ест. В зависимости от того, что мы едим, мы можем очень сильно влиять на состояние нашего тела и нервной системы тоже. Механизмы этого влияния так или иначе завязаны на иммунную систему. Обязательно дет, у которых выявлен аутизм, или которые находятся в группе риска аутизма, должны быть очень тщательно контролируемы в плане пищи, рациона. Здесь надо иметь в виду, что тесты на пищевую аллергию — это полдела, они не все покрывают. Такими тестами можно выявить пищевую аллергию, проявляющуюся в избыточной продукции антител класса IG-E или IG-G4, которые обуславливают аллергическую реакцию, иммунную реакцию немедленного типа. Это половина случаев. Другая половина случаев — это разного рода иммунологические реакции замедленного типа, которые не проявляются ни в зуде, ни в сыпи, ни в покраснении. Нередко бывает так, что по антителам класса IGE или IG4 мы ничего не видим, а на самом деле у человека пищевая непереносимость, и если он будет есть что-то, что ему не полагается, он очень сильно навредит себе. Поначалу этот вред будет ограничиваться органами желудочно-кишечного тракта, а позже будет идти более широко, более системно, вплоть до очень тяжелых форм патологии. Примерно в середине 1980-х годов американцами, а позже и итальянцами были разработаны так называемые цитотоксические тесты — тесты на пищевую непереносимость. Они покрывают иммунопатологические реакции и немедленного, и замедленного типа. То есть всем таким детишкам, особенно тем, которые уже начали питаться не только материнским молоком, надо проводить этот цитотоксический тест. Это очень важно, это может очень сильно изменить ситуацию и с поведением ребенка, и с его речевым развитием, и с эмоциональными проявлениями, и с проявлением агрессивности, и с проявлениями стереотипии.

— В чем главная идея вашей работы?
— Если коротко, то примерно в следующем: иммунная система — это своего рода «зеркало», отражающее в своих молекулярных изменениях те события, которые происходят в клетках, тканях и органах каждого человека. Если научиться «смотреть» в это зеркало и понимать, что конкретно оно отражает, можно будет очень и очень рано выявлять и заблаговременно (до развития собственно болезни) устранять разные патологические изменения, начинающиеся в разных органах и тканях. Например, такие, которые приведут к раку, атеросклерозу сосудов головного мозга и так далее. В том числе и такие изменения в организме будущей мамы, которые могут нанести вред нервной системе будущего малыша. И все последние 25 лет я и мои сотрудники работаем над созданием все новых и новых тест-систем, позволяющих вполне объективно (молекулы не умеют врать) выявлять такие изменения в нашем иммунном зеркале, которые соответствуют тем или иным будущим или уже имеющимся, но пока не распознанным болезням. Сегодня мы имеем тест-системы, которые позволяют отслеживать характерные изменения в организме ребенка или взрослого по нескольким сотням маркерных молекул, которые производит иммунная система каждого из нас.

«В зависимости от того, что мы едим, мы можем очень сильно влиять на состояние нашего тела и нервной системы тоже»

— Как вы взаимодействуете с аутистическим сообществом?
— Мы работаем с очень разными организациями, с очень разными людьми не только из Москвы и не только из России. Два наших главных контакта — это Центр проблем аутизма, возглавляемый Екатериной Мень, соприкоснувшей нас с этой темой, и фонд «Выход», который поддерживает нашу работу финансово. Мы участвуем в конференциях «Аутизм. Вызовы и решения», которые проводит Центр проблем аутизма совместно с AutismResearchInstitute и «Иммункулусом», на них собирается много разного толкового народу, много родителей. Очень хочется донести то, что я вам говорил, до широких масс слушателей. Ведь если речь идет не о генетических формах аутизма, он предотвратим, нужно только чтобы мамы, особенно если у них уже есть случаи аутизма в семье, заранее обследовались. Я думаю, что пока мы не готовы их обследовать, сейчас работа в стадии эксперимента, но если все будет хорошо, на этом материале реально будут сделаны несколько кандидатских и докторских работ, которые проверят наши идеи об иммунных маркерах будущего аутиста. Но это долго — 2–3 года. В первую очередь хочется достучаться до публики, чтобы она узнала, что такая ситуация предотвратима, что это не кара Божья. И эта предотвратимость очень во многом зависит от того, в каком состоянии женщина приходит к беременности. В генетически обусловленных случаях вклад обоих родителей примерно одинаков. А в остальных от мамы, в основном зависит, что будет с будущим ребенком, от папы — существенно меньше. Плохие исходы можно предотвратить, и чем раньше мы этим займемся, тем меньше будет бед. И это все будет сделано. Даже если я не успею, после меня работа будет завершена. Но, конечно, хочется успеть.

Это еще один очень важный момент. Давно, в 1850 году один умный человек по имени Людвиг Фейербах, медик и философ, написал в рецензии на одну медицинскую работу, что человек есть то, что он ест.

— Вы сказали, что в свое время Илье Мечникову никто не верил. Как вы считаете, в 21 веке изменилось что-то в отношении людей, которые могут заглянуть в будущее?
— Наверно, человечеству свойственен консерватизм. Поэтому, когда нам со школы объясняют, что иммунная система — это мальчик с сачком, который бегает за микробами, и вдруг приходит какой-то Полетаев и говорит, что это совсем не так, и предлагает посмотреть с позиций Мечникова, который еще 100 лет назад утверждал другое, очень часто начинаются непонимания и даже нападки, что мы шарлатаны и обманщики. Господь с ними. На нас работает время и те данные, которые мы получаем. На этот консерватизм просто нужно не обращать внимания. Я не очень люблю Толстого за нравоучительность, но полностью согласен с его любимым афоризмом: «Делай, что должен, и будь, что будет». Но чем дальше, тем больше понимают нашу правоту. Пару лет назад меня пригласили на съезд Греческого иммунологического общества с докладом, а после моего выступления было много вопросов, долго не отпускали, и было такое общее заключение, что русские вновь впереди планеты всей. Это было приятно. Или зовут выступить с семинаром в Америку, их чему-то поучить. Это тоже показывает, что мы знаем кое-что, чего не знают они, и им не зазорно у нас поучиться. Зовут, оплачивают перелет и проживание, потому что им эти знания нужны. Хорошо бы, чтобы это было нужно не только американцам.

— В России это знание становится нужным?
— Пока не очень, но будем надеяться, что ситуация изменится.

Фотография: РИА  «Новости»