Интервью главы Нижегородской детской больницы в рамках благотворительной программы `Мир без слез`

Очередная акция благотворительной корпоративной программы ВТБ «Мир без слез» прошла в Нижнем Новгороде. Банк передал в дар Нижегородской областной детской клинической больнице аппарат для размораживания плазмы и набор эндовидеохирургических инструментов и провел традиционный праздник для маленьких пациентов. Корреспондент vtbrussia.ru встретился с главврачом медицинского центра Олегом Кадниковым.

– Олег, что за оборудование передал вашей больнице банк ВТБ?

– Давайте вспомним, это вторая акция ВТБ в нашей больнице. В этот раз был приобретен прибор, который размораживает кровозаменители, в первую очередь, плазму. Несмотря на то, что разморозка плазмы - дело привычное и обычное, здесь крайне важен точный подход. Иначе плазма теряет свои полезные свойства и может стать даже вредным раствором. Попытка разморозить плазму непротокольно может закончиться плохо. Даже в серьезных больших клиниках в России иногда пытаются разморозить плазму, поместив ее в кастрюлю с горячей водой. Чаще всего дело заканчивается хорошо, но это действия по принципу «авось пройдет». А современная медицина не очень любит полагаться на авось. Современный врач не хочет работать по наитию. Мы долго думали, как нам приобрести это оборудование. Больница не нищая, в рамках программы модернизации мы получаем значительные средства и оборудование, но сами мы этот прибор «не тянули». Еще нам предоставили набор эндовидеохирургических инструментов. Они необходимы для проведения операций без больших разрезов в брюшной полости, грудной клетке и крупных суставах. Это высокая технология, которой пользуется весь мир.

– Вы отдельно отметили индивидуальные привычки каждого врача. А значит и вам придется с этим столкнуться?

– Не думаю, что нам придется прилагать какие-то особенные усилия. Наши врачи мечтали об этом оборудовании. Мы закупали многое, но не до всего доходили руки. Больница – большой дом, где постоянно чего-то не хватает. А медицина развивается всегда. Ни при каком финансировании не будет такого, чтобы главный врач сказал: «Теперь у нас есть все!». Потому что в этот момент где-нибудь в Германии придумают что-то новое.

– Это оборудование для отделения реанимации?
– У нас есть несколько отделений, которым необходима свежезамороженная плазма, – это отделения гематологии, онкологии, два реанимационных отделения и не только. Одного аппарата мало: у нас есть планы приобрести еще два. До конца года, я надеюсь, это удастся осуществить. Тогда мы закроем вопрос на многие годы. Такой аппарат может проработать и 25 лет.

– Можно ли прогнозировать, скольким пациентам понадобится это оборудование?  
– Мы можем придти в отделение реанимации и увидеть, что этот аппарат не работает, но выйдем и войдем через две минуты, и он уже будет включен. Плазма нужна, то что называется, вынь и положь. Мы редко применяем ее в плановом порядке. Этот аппарат будет работать круглосуточно. А для скольких детей он будет нужен, сказать невозможно. Разве что подвести статистику через год. То, чем мы занимаемся, не имеет оценочной стоимости.

–Расскажите о вашей больнице.

– У нас 800-коечная больница. По этому показателю она уступает только РДКБ в Москве. Кстати, американские менеджеры детского здравоохранения говорили мне, что больница свыше 500 коек неуправляема вообще. И они правы, 800 коек – колоссальное количество для детской клиники. У взрослых медицинских учреждений другая ситуация, но к детям особый подход: здесь свои требования безопасности, санитарные требования, больший штат. На 10 пациентов может быть 18 сотрудников, и среди них ни одного лишнего человека. Итак, у нас три подразделения: стационар – 16-18 тысяч детей в год, консультативно-диагностический центр для детей города и области (250 тысяч посещений в год) и инфраструктура. Все, начиная от дворника и заканчивая заместителем главного врача по технике, работают для того, чтобы лечить детей. Задача такая – решить любые медицинские проблемы, которые возникают у пациентов. В первую очередь речь идет о сельских детях. Мы не работаем с инфекционными болезнями, туберкулезом, кожно-венерологическими заболеваниями и кардиохирургией. Этим занимаются наши коллеги в других учреждениях.

– Ну так главный вопрос: как же можно управлять таким количеством пациентов?
– У нас такой коллектив! У американцев другой подход. Они поклонники сетевой структуры. И в здравоохранении в том числе. Поэтому на клинику смотрят в этом аспекте как на гипермаркет. Чем заниматься: продавать чупа-чупсы или пересаживать детские сердца, – это уже вторично.

– В чем смысл такого огромного учреждения, если им так сложно управлять?
– Мы живем по территориальному принципу: нет ни одной области, где существуют одновременно две областные больницы. И здесь все зависит от размеров региона и населения. Если проживает, условно говоря, миллион человек, то детская больница будет на 200-250 коек. Если, как в нашем случае, 3 миллиона 600 тысяч населения, тогда нам нужно 800 коек.

– Вы продолжаете врачебную практику или занимаетесь только административной работой?
– Уже 4 года не практикую вообще. К сожалению, а может, и к счастью. Я анестезиолог.

– Не скучаете по практике?
– Скучаю. Но и в той, и в другой работе свои плюсы и минусы.

– Перед многими руководителями стоит проблема: что делать с пожилыми сотрудниками. Старому доктору становится тяжело работать в напряженном режиме, но, с другой стороны, именно он несет опыт и традиции. Где-то их переводят на полставки, где-то оставляют консультантами. Как у вас?
– Возрастной аспект наших врачей и сестер – далеко не первый параметр, по которому определяется пригодность. Достижение пенсионного возраста ни в какой мере не является причиной, чтобы расставаться с хорошим врачом. Эти люди несут опыт, традиции, характер, привычки. Второй аспект, и более существенный, – дефицит медицинских кадров. Если вы сейчас за руку приведете 5 врачей и 10 сестер, я их трудоустрою в течение часа. Если приведете 100 врачей и 200 сестер, потребуются три часа. Мы чувствуем приближение катастрофы. А, поверьте, мы не склонные к истерикам люди. Но на каждых трех уходящих докторов к нам приходит один. С каждым годом ситуация принимает все более зловещий характер.

– Это вопрос зарплат?

– Сказать, что зарплаты у нас маленькие, я не могу, что удовлетворительные – тоже не могу. Если посмотреть на зарплатный лист, в нем указано, что даже самые низкооплачиваемые сотрудники, начинающие сестры, получают 16 тысяч рублей. Но нужно понимать, что суть – в левой стороне листа: сколько человек отработал, сколько совмещал и замещал. Я бы не стал ни хвалиться, ни гордиться этой суммой. Есть мнение, и я его разделяю, что не должно быть никаких совмещений и сложных систем оплаты. Тарифицировать врача по тому, сколько лет он проработал, тоже нельзя. Это не металлургическая промышленность, основанная на математике, где можно четко просчитать результат. Надо просто дать один раз очень хороший оклад и не пропускать, по возможности, случайных людей. Если тебя назвали врачом-педиатром, значит, ты соблюдал определенный кодекс и делал это всегда. 1000 долларов – санитарка, 3000 – медсестра, 5000 – врач. И спрашивать и в хвост, и в гриву, раз в 5 лет аттестовать на соответствие. Сделать так, чтобы в медицинские ВУЗы и училища не могли пройти из-за родственных связей. Иначе получается деструкция, которая даже страшнее коррупции. Если это соблюсти, все будет отлично.

– Вопрос, который задаю всем руководителям клиник. Что вы думаете о планах законодательно запретить родителям находиться в больницах с детьми?
– Законопроекты и желания могут быть какие угодно, но Конституцию никто не отменял. А в ней указано, что любой гражданин, не достигший 18 лет, недееспособен. И потому родители имеют право находиться с ребенком в любых ситуациях, в какие бы он ни попадал. Другое дело, что больницы строились для детей, и взрослым там физически нет места. Но мы только за то, чтобы родители находились в больнице. Еще и потому, что они – хорошие помощники, могут проследить за детьми в палате. Но они же могут стать проблемой для врача. В одной американской больнице я видел над входом объявление: «Уважаемые родители, при беседе с вами о ваших детях мы не занимаемся лечением ваших детей». Без вопросов, конечно, нельзя обойтись. Но заниматься только объяснением невозможно.

– Наверное, к вам попадают дети и из детских домов. Здесь они встречаются с менее формальным отношением к своей судьбе. Случались ли какие-то счастливые истории?
– Дети, которые попадают из социальных учреждений, бывает, становятся любимцами клиники. Врачи, которые переводят детей из своего отделения в другое, продолжают и отслеживают их судьбу. Иногда помогают найти новых родителей. Люди – всегда люди. А детские врачи зачастую еще и хорошие люди. Другие у нас не задерживаются.

Источник: http://vtbrussia.ru/social_projects/mbs/